В доме Светки были распахнуты окна на втором этаже. Не иначе как тещенька за цветочками своими любимыми приехала ухаживать, да молодость поддерживать, используя глупость местных перезрелых девиц.

И ладно, каждый крутится как умеет. Тем более что договор между ведьмами и ведьмаками никто не отменял. Пока она меня не тронет – пускай живет.

У входа в лес я еще раз глянул на поселок, вздохнул поглубже и шагнул под прохладную сень высоких берез.

– Думал уж, что забыл ты про мое обещание. – Лесной Хозяин появился привычно незаметно, из тощеньких кустов, через которые секунду назад можно было стоящую за ними березу разглядеть. – Лето скоро к середке покатится, а тебя и не видать.

– Так забот много, батюшка, – поклонился я старичку и протянул ему хлеб. – То одно, то другое… Знай крутись. Но чтобы за мандрагыром не явиться – такое мне и в голову не приходило! Ты ко мне с добром, а я про него забуду? Так нельзя. Да и корень больно нужный, столько на нем зелий завязано.

– Твоя правда, парень, – важно кивнул лесовик, принимая подарок. – Мандрагыр корень непростой, тайный, с характером, с душой. Нож-то взял? Тот, что для трав для кореньев?

– А то, – покопавшись в рюкзаке, продемонстрировал я лесовику свой деревянный нож. – Куда я без него?

Золотистый, широкий, дубовый, очень умело сделанный на заказ одним родновером, этот предмет всегда лежал в рюкзаке. Жизнь моя непредсказуема, никогда не знаешь, куда занести может, а травы – они везде растут. И почти все не любят железо. Какие-то, будучи срезаны обычным клинком, теряют часть присущих им свойств, какие-то и вовсе становятся просто сеном, а совсем уж капризные, такие, как, например, мандрагыр, могут от неумелого сборщика сбежать. Копай, не копай – ушел корень в мать-сыру землю, его теперь не отыщешь, даже если на этом месте яму ростовую выроешь. Как мандрагыр умудряется подобное сотворить, каким образом – понятия не имею. Просто так есть – и всё. Может, и правда он не совсем корень, а нечто большее, сокровенное.

– Неплохая работа, – оценил нож Лесной Хозяин, после протянул руку и провел указательным пальцем по лезвию. – Видно, что человек толковый делал. Со старыми мастерами не сравнить, но где их теперь сыщешь? Вот только материал можно было и получше сыскать. Что дуб – хорошо, самое то дерево для такой вещи. Но что же такой молодой? Ему и сотни лет нет. Не напиталась древесина временем, не обрела мудрости. Приехал бы ко мне, попросил, я бы тебе ветку-другую от своего дуба-хранителя подарил. Ему, почитай, тыща лет скоро будет. Вот нож так нож вышел бы!

– А вы и подарите, – предложил я. – Мастер тот никуда не делся, попрошу его, он еще один инструмент мне сделает!

– Можно, – согласился лесовик. – Но это потом, а пока пошли. Солнце вон скоро к закату пойдет, мандрагыр уйдет в землю на ночевку, ищи его потом!

И Лесной Хозяин шустро засеменил по тропинке, появившейся, как всегда, ниоткуда, и моментально исчезавшей за нашими спинами так, будто ее и вовсе не было.

Поспешая за старичком, я решал для себя одну проблему, пусть и не очень серьезную, но достаточно щекотливую. Дело в том, что я понятия не имел, как этого лесовика зовут. Ну вот не представился он мне тогда, когда я, развлекаясь, монету серебряную в его лесу из земли выкопал. А я его и не спросил, как обычно, по спешке, которая, как известно, есть величайшее в мире зло.

А теперь как-то неудобно это делать, мы уже вроде как старые знакомцы. Еще осерчает, закружит по лесу, а мне только этого для полного счастья и не хватало.

– Что сопишь, парень? – поинтересовался лесовик, бодро топая по тропинке. – Чего не так в жизни повернулось?

– Все не так, батюшка, – отозвался я. – Тридцать три напасти, и все на мою голову. С Кащеевичем я не поладил, понимаешь. Поди, знаешь, кто это такой? Сошлись мы с ним на одной дорожке так, что не разойдешься. А он товарищ матерый, умелый, мне до него как вон той березке до неба.

– Дурень ты, – хмыкнул старичок. – Да не потому, что с семенем колдовским сцепился, а потому, что себя ни в грош не ставишь. Про детей Кащеевых я, понятное дело, слыхал немало, и о том, что сила у них изрядная имеется, тоже. Они дел за века натворили богато, вон даже до меня рассказы дошли, а я из леса своего не вылезаю уже веков пять. Но если уж так повернулось, так что теперь, перед ним на колени встать и голову под меч склонить? У него своя сила, а у тебя – своя. Ты ведьмак, за тобой пращуры стоят, на тебя глядят. Они, чай, не гнулись под каждого ворога, а шли на битву, как на свадьбу. Смерть – она разная бывает, тебе ли не знать о том? Кому она страх главный, а кому и награда за жизнь славную. Трус умрет погано, о нем никто не вспомнит, а тот, кто честно гибель встретил, в глаза ей глядя – он, считай, бессмертен. Вот и выбирай для себя, парень, как оно будет. Мое слово крепкое, если надо, я тебя в лесу спрячу так, что ни Кащеевич тебя не сыщет, ни бабы ягие, что ему сестрицами приходятся, но разве то жизнь? Под кустом сидеть, от каждого шороха трястись? Ты все ж таки Ходящий близ Смерти, а не заяц.

Мне чего-то так стыдно стало от его слов, аж щеки запунцовели. Может, потому, что он прав оказался по всем позициям? И говорил он это так обыденно, на ходу, как нечто само собой разумеющееся.

Интересно, а бабы ягие – это кто? Нет, ясно откуда ноги растут, но я полагал, что ведьмы и есть хрестоматийные бабки-ёжки. Но, похоже, ошибался.

– Спрятать, может, и понадобится, – решил не скрывать я. – Меня и моего приятеля, он в поселке сейчас остался. Но не от колдуна, от слуг его. Они люди как люди, да только их много может оказаться, а сила солому ломит. Что до остального – прятаться не стану, но и напролом не полезу. Кащеевич ведь не только силен, но и умен, только на каждого мудреца довольно простоты.

– Вот теперь твои речи мне по нраву, – похвалил меня лесовик. – Другое дело. Что до обещания моего, – сказал же – спрячу, если нужда приспеет, не сомневайся. А вот мы и пришли, здесь тогда девка удавилась. Вон на том дубе, что у оврага растет.

Верно, так оно и есть. Паршивое место, я это сразу ощутил, у меня даже волоски на руках дыбом встали, так старой и скверной смертью пахнуло. Лет прошло много, но ни дерево, ни земля под ним греха людского не забыли. Они не мы, у них память долгая.

– Долго висела, – забравшись на пенек, сообщил мне лесовик. – Подванивать уже начала, когда ее нашли. И вовремя, к ней уже косолапый один, что в бору жил, начал пробовать подобраться, любят они мяско с тухлецой.

– Фу, – скривился я, а после огляделся. – А мишка что, до сих пор тут живет? Не тот, понятно, но какой другой, его потомок?

– Откуда? – отмахнулся Лесной Хозяин. – И бора того нет, и ведьмедя тоже. От моих прежних владений хрен да маленько осталось, чего скрывать? Людей многовато стало, им земля нужна, вот и рубят деревья почем зря. Так что одни лисы да зайцы теперь в моей власти, да лосей два десятка. Но грех жаловаться, нынешняя власть охотничков беззаконных поприжала, это есть. Не всё же мне одному их под дерновое одеяльце припрятывать?